справедливость русская и по-английски
2016-May-12, Thursday 15:26![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
publlНебольшое эссе без претензий на статистическую достоверность в узусе[=реально общепринятом, распространённом].
Это не о той справедливости, которая во фразе „Это утверждение справедливо[=верно]“. Это о справедливости, которая так мила политикам и ораторам, не говоря уже о политиканах и демагогах, а также, возможно, любима некоторыми культурологами и обществоведами (да извинят они меня за то, что я поминаю их в том же контексте, что и ловцов народных масс).
Я буду рассматривать вещи исключительно на основе собственного восприятия без опоры на словари и специальные исследования, то есть вообще без подкрепления какими-либо источниками. А моё восприятие языковых/культурных явлений может, как я убедился, быть специфическим. Проиллюстрирую это на таком примере.
Прожив где-то эдак с четверть века, я неожиданно для себя узнал, что слово «страховка» однокоренное слову «страх». Более того, страховщики утверждали, что это не только языковой казус, но и отражает распространённое среди русскоязычных восприятие понятия «страховка». Я же, никогда из этой русскоязычной среды не вылезавший, слово «страховка» всегда воспринимал по сути как слово «надёжка» — то, что обеспечивает безопасность и делает ситуацию «прочной», не «авосьной»; со словом «страх» если как-то и мог соотнести, то скорее как с антонимом.
Далее. Я не буду пытаться объясниться по теме в рамках только русского языка или российской «традиции», а сведу всё к сопоставлению слов-понятий в русском и английском языках, что позволит мне избегнуть участи влезать в дебри *русской* справедливости, которые мне не ведомы, и писать главным образом о вещах непосредственно данных мне в ощущениях.
Итак.
Сначала о том, что мне понятно.
Я когда-то задумался: как перевести, передать на английском русские слова-понятия «справедливость», «справедливо», «справедливый». Обнаружил в английском два возможных варианта (хотя бы для перевода, а не полной передачи смыслов): слова и сочетания основанные на корнях ‘fair’ и ‘just’; но ни один вариант меня не устраивал в качестве аналога русскоязычной справедливости. В итоге я, не мудрствуя, пришёл к умозаключению, что англоязычной среде присуща иная система понятий. С одной стороны — ‘fair’, которое я с удовольствием воспринимаю как отражение представлений о «честной игре», которая никого не вводит в заблуждение и не нарушает морали, а также основано на личном понимании и личной практике/работе в отношении честности и правильности — личный, личностный аспект, действующий в условиях и с пониманием ограниченной личной компетентности относительно того, что есть правильно в космических масштабах; личная правильность; стремление поступать правильно несмотря на обстоятельства и соображения ситуативной хитрожопости. С другой стороны — ‘just’, отражающее представления о правосудии и опирающееся на авторитет здравых общественных и правовых норм, подразумевающее некоторый консенсус о том, что есть правильно *в обществе*, а также наличие тех, на кого можно положиться в суждении об этом. Несоответствие чьих-то действий понятию ‘fair’ означает, что оный|ая|ые поступил|а|и плохо прежде всего лично, для собственной|ых совести-души-морали, а преступление против представлений о ‘just’ означает попрание здравых общих норм, не позволяющих миру стать окончательно безобразным. В обоих случаях в первую очередь важен именно сам поступок, его внутренние характеристики, а не его последствия, хотя последствия как раз и дают возможность задуматься, обратить внимание, хорош ли был поступок. Получается, что ‘fair’ работает прежде всего на личное (морально-этическое) здоровье, а ‘just’ — на общественное здоровье.
Отходя ещё дальше от данного мне в ощущениях (не заметил, когда это началось), рискну предположить, что совсем просто эту парочку (‘fair’ и ‘just’) можно обозначить как ‚честное‘ и ‚правильное‘.
А вот загадочную для меня русскоязычную «справедливость» я смогу представить только в антураже следующей ситуации.
Делёж наследства. При отсутствии воли-завещания покойного и ясных правовых норм, или вообще каких-либо норм применимых к этой ситуации. Одним словом, есть где разгуляться справедливости.
У меня упорное ощущение, что такая справедливость очень мощно работает на уравниловку и бесконечную войну: что правильней, кто кого «правей», и кто кому что должен, а также, что во главу угла поставлены последствия действий для других, а не внутреннее содержание этих действий.
Попутно родилась идея о том, что культуры, культурные тенденции и эгрегоры, можно классифицировать как «инструментальные» и «результативные».
Первые в работе над правильностью результатов отдают предпочтение выработке правильных инструментов и правильных способов их употребления. Вторые, могущие показаться более мудрыми и естественными, во главу угла ставят именно, непосредственно сам результат, не заморачиваясь, каким средствами он был достигнут.
Экстремальные вырождения таких типов культур могут быть обозначены как «ритуальные» (или «механические») и «скотские» (или «аморальные») культуры.
Во-первых, первична, вероятно, не «справедливость», а некое чувство несправедливости, которое скорее всего во многих случаях сродни чувству обиды (с которым отдельная история).
Во-вторых, в тех случаях, когда представления (или даже чувства) о не/справедливости сколько-то уместны, имеют здравую основу, вся «не/справедливость» реально синонимична, или сводится, к другим вещам-понятиям. Это могут быть не/правосудие, не/честность, не/экологичность или не/гармоничность (межчеловеческих проявлений), не/этичность и а(нти)/моральность, может что-то ещё. С помощью этих вещей и надо выводить «не/справедливость» на чистую воду, оставляя за бортом всё, что к ним не сводится: что не сводится — муть, дурь и блажь. С тем, что получится после «раздраконивания», разбора «не/справедливости» по реальным темам-понятиям (перечисленным выше), можно реально работать. В области применимости этих понятий возможны здравые суждения и рассуждения и даже, иногда, система норм, к которым прилагаются судьи/авторитеты, на которых можно положиться при соотнесении этих норм с обстоятельствами конкретной ситуации.
Ещё, вот тут сформулирована идея, которая попахивает вселенской верностью.
Всё вышесказанное не значит, что у слова «справедливость» не может быть путного употребления, или что не может быть никаких вменяемых представлений о справедливости. Просто, когда начинают рассуждать о справедливости, это вечно какая-нибудь фигня или прямо преступная гадость. Это похоже на ситуацию с социализмом. Я имею в виду следующее.
При капитализме может быть сколько угодно социализма, или даже коммунизма, — только частного, добровольного. Но поклонников социализма такой вольный, естественный социализм не устраивает, им непременно подавай государственный — всеобщий, обязательный, принудительный, на всех "сверху" развёрстанный, насильственный, который вечно приводит к чему-то хреновому, иногда к полному ужасу, и с последствиями которого может быть очень сложно бороться, даже если посчастливилось вовремя повернуть оглобли. Т. е. социализм сам по себе вполне может быть, и не обязательно чем-нибудь плохим, но когда его начинают целенаправленно строить и устраивать именно как социализм для всех, то результат случается предсказуемо нехороший.
Со справедливостью тоже что-то такое.